Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот уж на
что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «
Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «
Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я человек простой».
—
Плохо ты, верно, читал! — дерзко кричали они градоначальнику и подняли такой гвалт,
что Грустилов испугался и рассудил,
что благоразумие повелевает уступить требованиям общественного мнения.
По обыкновению, глуповцы и в этом случае удивили мир своею неблагодарностью и, как только узнали,
что градоначальнику приходится
плохо, так тотчас же лишили его своей популярности.
Потом, вспоминая брата Николая, он решил сам с собою,
что никогда уже он не позволит себе забыть его, будет следить за ним и не выпустит его из виду, чтобы быть готовым на помощь, когда ему придется
плохо.
— Я должен вам признаться,
что я очень
плохо понимаю значение дворянских выборов, — сказал Левин.
Старик жаловался,
что дело шло
плохо.
Степан Аркадьич тотчас же увидал,
что в гостиной без него дело идет
плохо.
Выражение его лица и всей фигуры в мундире, крестах и белых с галунами панталонах, как он торопливо шел, напомнило Левину травимого зверя, который видит,
что дело его
плохо.
—
Плохо! — говорил штабс-капитан, — посмотрите, кругом ничего не видно, только туман да снег; того и гляди,
что свалимся в пропасть или засядем в трущобу, а там пониже, чай, Байдара так разыгралась,
что и не переедешь. Уж эта мне Азия!
что люди,
что речки — никак нельзя положиться!
Все это произвело ропот, особенно когда новый начальник, точно как наперекор своему предместнику, объявил,
что для него ум и хорошие успехи в науках ничего не значат,
что он смотрит только на поведенье,
что если человек и
плохо учится, но хорошо ведет себя, он предпочтет его умнику.
Смеются вдвое в ответ на это обступившие его приближенные чиновники; смеются от души те, которые, впрочем, несколько
плохо услыхали произнесенные им слова, и, наконец, стоящий далеко у дверей у самого выхода какой-нибудь полицейский, отроду не смеявшийся во всю жизнь свою и только
что показавший перед тем народу кулак, и тот по неизменным законам отражения выражает на лице своем какую-то улыбку, хотя эта улыбка более похожа на то, как бы кто-нибудь собирался чихнуть после крепкого табаку.
Еще предвижу затрудненья:
Родной земли спасая честь,
Я должен буду, без сомненья,
Письмо Татьяны перевесть.
Она по-русски
плохо знала,
Журналов наших не читала,
И выражалася с трудом
На языке своем родном,
Итак, писала по-французски…
Что делать! повторяю вновь:
Доныне дамская любовь
Не изъяснялася по-русски,
Доныне гордый наш язык
К почтовой прозе не привык.
— Да, — издалека сказала она, силясь войти в его заботы и дело, но ужасаясь,
что бессильна перестать радоваться. — Это очень
плохо. Мне будет скучно. Возвратись поскорей. — Говоря так, она расцветала неудержимой улыбкой. — Да, поскорей, милый; я жду.
Я очень хорошо понял, с первого взгляда,
что тут дело
плохо, и —
что вы думаете? — решился было и глаз не подымать на нее.
Раскольников начал понимать,
что он, может быть,
плохо сделал, уговорив перенести сюда раздавленного.
Петр Петрович почувствовал,
что дело
плохо.
— Неужели уж так
плохо? Да ты, брат, нашего брата перещеголял, — прибавил он, глядя на лохмотья Раскольникова. — Да садись же, устал небось! — и когда тот повалился на клеенчатый турецкий диван, который был еще хуже его собственного, Разумихин разглядел вдруг,
что гость его болен.
Он
плохо теперь помнил себя;
чем дальше, тем хуже. Он помнил, однако, как вдруг, выйдя на канаву, испугался,
что мало народу и
что тут приметнее, и хотел было поворотить назад в переулок. Несмотря на то,
что чуть не падал, он все-таки сделал крюку и пришел домой с другой совсем стороны.
Девушка, кажется, очень мало уж понимала; одну ногу заложила за другую, причем выставила ее гораздо больше,
чем следовало, и, по всем признакам, очень
плохо сознавала,
что она на улице.
Уж рассветало. Я летел по улице, как услышал,
что зовут меня. Я остановился. «Куда вы? — сказал Иван Игнатьич, догоняя меня. — Иван Кузмич на валу и послал меня за вами. Пугач пришел». — «Уехала ли Марья Ивановна?» — спросил я с сердечным трепетом. «Не успела, — отвечал Иван Игнатьич, — дорога в Оренбург отрезана; крепость окружена.
Плохо, Петр Андреич!»
Лампа,
плохо освещая просторную кухню, искажала формы вещей: медная посуда на полках приобрела сходство с оружием, а белая масса плиты — точно намогильный памятник. В мутном пузыре света старики сидели так,
что их разделял только угол стола. Ногти у медника были зеленоватые, да и весь он казался насквозь пропитанным окисью меди. Повар, в пальто, застегнутом до подбородка, сидел не по-стариковски прямо и гордо; напялив шапку на колено, он прижимал ее рукой, а другою дергал свои реденькие усы.
Когда Клим, с ножом в руке, подошел вплоть к ней, он увидал в сумраке,
что широко открытые глаза ее налиты страхом и блестят фосфорически, точно глаза кошки. Он, тоже до испуга удивленный ею, бросил нож, обнял ее, увел в столовую, и там все объяснилось очень просто: Варвара
плохо спала, поздно встала, выкупавшись, прилегла на кушетке в ванной, задремала, и ей приснилось что-то страшное.
И я тоже против; потому
что вижу: те люди, которые и лучше живут, — хуже тех, которые живут
плохо.
Елизавета, отложив шитье, села к роялю и, объяснив архитектоническое различие сонаты и сюиты, начала допрашивать Инокова о его «прохождении жизни». Он рассказывал о себе охотно, подробно и с недоумением, как о знакомом своем, которого он
плохо понимает. Климу казалось,
что, говоря, Иноков спрашивает...
— Нет, — строго сказала Таисья, глядя в лицо его. — Я тоже не знаю — кто это. Его прислал Женя.
Плохо Женьке. Но Ивану тоже не надо знать,
что вы видели здесь какого-то Пожарского? Да?
— Кучер Михаил кричит на людей, а сам не видит, куда нужно ехать, и всегда боишься,
что он задавит кого-нибудь. Он уже совсем
плохо видит. Почему вы не хотите полечить его?
Я не
плохо знаю людей
И привык отдавать им все,
что имею,
Черпая печали и радости жизни
Сердцем моим, точно медным ковшом.
— Я — тоже спал, да! Я был здоровый человек и хорошо спал. Теперь вы сделали,
что я буду
плохо спать. Я требую доктора.
— Прислал письмо из Нижнего, гуляет на ярмарке. Ругается, просит денег и прощения. Ответила: простить — могу, денег не дам. Похоже,
что у меня с ним
плохо кончится.
—
Что же ты, гениальный мой, так
плохо приготовил урок, а?
— Не нахожу,
что это
плохо, — сказал Туробоев, закурив папиросу. — А вот здесь все явления и сами люди кажутся более
чем где-либо скоропреходящими, я бы даже сказал — более смертными.
— Еще лучше! — вскричала Марина, разведя руками, и, захохотав, раскачиваясь, спросила сквозь смех: — Да —
что ты говоришь, подумай! Я буду говорить с ним — таким — о тебе! Как же ты сам себя ставишь? Это все мизантропия твоя. Ну — удивил! А знаешь, это —
плохо!
— Оценки всех явлений жизни исходят от интеллигенции, и высокая оценка ее собственной роли, ее общественных заслуг принадлежит ей же. Но мы, интеллигенты, знаем,
что человек стесняется
плохо говорить о самом себе.
— Ты — ешь, ешь больше! — внушала она. — И не хочется, а — ешь. Черные мысли у тебя оттого,
что ты
плохо питаешься. Самгин старший, как это по-латыни? Слышишь? В здоровом теле — дух здоровый…
— Ты
что, Самгин,
плохо учишься? А я уже третий ученик…
Но, вспомнив о безжалостном ученом, Самгин вдруг, и уже не умом, а всем существом своим, согласился,
что вот эта
плохо сшитая ситцевая кукла и есть самая подлинная история правды добра и правды зла, которая и должна и умеет говорить о прошлом так, как сказывает олонецкая, кривобокая старуха, одинаково любовно и мудро о гневе и о нежности, о неутолимых печалях матерей и богатырских мечтах детей, обо всем,
что есть жизнь.
Каждый раз, когда ему было
плохо, он уверял себя,
что так
плохо он еще никогда раньше не чувствовал.
— Конечно, не
плохо,
что Плеве ухлопали, — бормотал он. — А все-таки это значит изводить бактерий, как блох, по одной штучке. Говорят — профессура в политику тянется, а? Покойник Сеченов очень верно сказал о Вирхове: «Хороший ученый — плохой политик». Вирхов это оправдал: дрянь-политику делал.
Он заставил себя еще подумать о Нехаевой, но думалось о ней уже благожелательно. В том,
что она сделала, не было, в сущности, ничего необычного: каждая девушка хочет быть женщиной. Ногти на ногах у нее
плохо острижены, и, кажется, она сильно оцарапала ему кожу щиколотки. Клим шагал все более твердо и быстрее. Начинался рассвет, небо, позеленев на востоке, стало еще холоднее. Клим Самгин поморщился: неудобно возвращаться домой утром. Горничная, конечно, расскажет,
что он не ночевал дома.
В зеркале Самгин видел,
что музыку делает в углу маленький черный человечек с взлохмаченной головой игрушечного чертика; он судорожно изгибался на стуле, хватал клавиши длинными пальцами, точно лапшу месил, музыку
плохо слышно было сквозь топот и шарканье ног, смех, крики, говор зрителей; но был слышен тревожный звон хрустальных подвесок двух люстр.
«”И дым отечества нам сладок и приятен”. Отечество пахнет скверно. Слишком часто и много крови проливается в нем. “Безумство храбрых”… Попытка выскочить “из царства необходимости в царство свободы”…
Что обещает социализм человеку моего типа? То же самое одиночество, и, вероятно, еще более резко ощутимое “в пустыне — увы! — не безлюдной”… Разумеется, я не доживу до “царства свободы”… Жить для того, чтоб умереть, — это
плохо придумано».
— Это —
плохо, я знаю.
Плохо, когда человек во
что бы то ни стало хочет нравиться сам себе, потому
что встревожен вопросом: не дурак ли он? И догадывается,
что ведь если не дурак, тогда эта игра с самим собой, для себя самого, может сделать человека еще хуже,
чем он есть. Понимаете, какая штука?
— Конечно, если это войдет в привычку — стрелять, ну, это —
плохо, — говорил он, выкатив глаза. — Тут, я думаю, все-таки сокрыта опасность, хотя вся жизнь основана на опасностях. Однако ежели молодые люди пылкого характера выламывают зубья из гребня —
чем же мы причешемся? А нам, Варвара Кирилловна, причесаться надо, мы — народ растрепанный, лохматый. Ах, господи! Уж я-то знаю, до
чего растрепан человек…
Он считал необходимым искать в товарищах недостатки; он даже беспокоился, не находя их, но беспокоиться приходилось редко, у него выработалась точная мера: все,
что ему не нравилось или возбуждало чувство зависти, — все это было
плохо.
Он вышел в большую комнату, место детских игр в зимние дни, и долго ходил по ней из угла в угол, думая о том, как легко исчезает из памяти все, кроме того,
что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы не
плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость.
Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
— А Томилин из операций своих исключает и любовь и все прочее. Это, брат, не
плохо. Без обмана. Ты
что не зайдешь к нему? Он знает,
что ты здесь. Он тебя хвалит: это, говорит, человек независимого ума.
В этой тревоге он прожил несколько дней, чувствуя,
что тупеет, подчиняется меланхолии и — боится встречи с Мариной. Она не являлась к нему и не звала его, — сам он идти к ней не решался. Он
плохо спал, утратил аппетит и непрерывно прислушивался к замедленному течению вязких воспоминаний, к бессвязной смене однообразных мыслей и чувств.
И, улыбаясь навстречу Турчанинову, она осыпала его любезностями. Он ответил,
что спал прекрасно и
что все вообще восхитительно, но притворялся он
плохо, было видно,
что говорит неправду. Самгин молча пил чай и, наблюдая за Мариной, отмечал ее ловкую гибкость в отношении к людям, хотя был недоволен ею. Интересовало его мрачное настроение Безбедова.
— Старик Суворин утверждает,
что будто Горемыкин сказал ему: «Это не
плохо,
что усадьбы жгут, надо потрепать дворянство, пусть оно перестанет работать на революцию». Но, бог мой, когда же мы работали на революцию?